Он понапрасну растрачивал слова и чувства, которые вкладывал в попытку убедить ее в огромной значимости того, о чем говорил. Она, наверное, считала его законченным лицемером, негодяем, который только что овладел женщиной, а теперь читает лекцию о важности чистой, романтической любви, целомудрии и значении верного выбора подходящего и единственного мужчины.
Но он слишком хорошо помнил, что значит чувствовать, что та любовь, которой ты предаешься, священна и чиста, и слишком хорошо знал горечь крушения этой веры в нежном романтическом возрасте.
– Но я не…
– Нет, вы по-прежнему невинны. Вот здесь. – Он коснулся своего лба, а она хмурилась, глядя на него. – Вы убедили себя в том, что можете отделить то, что случилось в доме Толхерста, от того, что внутри вас, но поверьте мне, это невозможно.
Она отвела взгляд и взволнованно покусывала губу.
– Я даю слово, что помогу вам, Селина. И мне не нужно от вас ничего взамен, кроме правды.
Ответа не последовало, она лишь едва заметно покачала головой, и Квин перешел к практическим деталям, продумывая их и одновременно посвящая Лину в подробности.
– Завтра я напишу Грегору, чтобы он ждал нас, мы закончим здесь все дела, а вы сможете попрактиковаться в нанесении макияжа, да так, чтобы любая горничная была уверена, что вы используете его каждый день. А еще через день мы отправимся в Лондон на почтовом дилижансе. И я хочу, чтобы вы записали каждую подробность, которую сможете вспомнить, начиная с того момента, как согласились пойти к Толхерсту, и до того, как вернулись в «Голубую дверь». Записывайте все, абсолютно все до мельчайших деталей. Описывайте все так, будто пишете картину по каждой сцене. Вы меня понимаете?
– Да, – кивнула Селина. – Вы ищете возможные улики, ключ к разгадке кражи сапфира. – Она самозабвенно зевнула и тотчас превратилась в глазах Квина из соблазнительного, прекрасного, рокового создания в усталую молодую девушку, на хрупкие плечи которой лег слишком тяжелый груз. – Ах, прошу прощения.
– Если вы еще раз попросите прощения, то я посажу вас себе на колени, – пригрозил Квин. Он устал от благодарности, он хотел простой честности. – Отправляйтесь в постель.
Селина встала с кровати:
– Доброй ночи, Квин. – Проходя мимо него, она неожиданно наклонилась и несмело поцеловала его в щеку, застав врасплох. – Еще раз спасибо.
«Черт возьми. Впереди целая ночь». Он уже не знал, что именно его пугало больше – неизбежные эротические сны, что ждали его этой ночью, или уже привычные ночные кошмары.
– Как вы можете читать, когда экипаж так раскачивает? – спросила Лина, обеими руками крепко держась за ремни, в то время как почтовый дилижанс оправдывал свое неофициальное название «желтая развалюха», проезжая участок дороги, особенно изъезженный и изрытый колеями. – Мне бы уже через минуту стало дурно.
– К этому привыкаешь. Вот, например, сидя на спине верблюда, читать гораздо хуже, – сказал Квин, не отрывая глаз от стопки бумаг, которые она передала ему утром того дня, когда они отправлялись в Лондон.
– В самом деле? – Колоритные образы караванов, бороздящих бескрайние пустыни, заняли ее воображение. «Ах, интересно, как бы это могло быть. Я где-то далеко отсюда, в необыкновенных, неизведанных краях, диких и свободных. Вместе с Квином».
– Это все равно что плыть на корабле во время качки. Его раскачивает вперед и назад, и из стороны в сторону одновременно, и ты находишься где-то очень далеко от земли, – сказал он, по-прежнему сосредоточенно глядя в записи и доставая из-за уха карандаш, чтобы сделать какие-то пометки. – Этот Мейкпис человек состоятельный?
– Он настоящий крокодил, – сказала Лина, и верблюды в ее фантазиях сменились живописными видами Нила и его берегов, вдоль которых сплошь и рядом ползали злые, голодные рептилии, уже обнажившие зубы в ожидании жертвы. – А вам доводилось видеть Нил?
– Да. И крокодилов тоже, – добавил Квин и, улыбнувшись, наконец поднял глаза. – И все-таки у него есть деньги?
– Понятия не имею. Я знаю лишь, что он жаждет поскорее вонзить свои гадкие зубы в «Голубую дверь» и внедрить там все эти отвратительные новшества, которые будут приносить ему еще большую выгоду. А что? Вы ведь не думаете, что он мог украсть сапфир?
– Нет, я так не думаю. Уверен, он не стал бы настраивать против себя выгодного клиента, устраивая эту громкую кражу, в то время как одна из его девушек была уже готова к сделке.
«Одна из его девушек. Ведь он говорит обо мне», – подумала Лина, стараясь сохранять спокойствие и не обидеться на слова Квина. Ей пришлось смириться с тем, что он приписал ее к куртизанкам. Он лишил ее девственности, а значит, она это понимала, теперь она оказалась на противоположной стороне тончайшей границы, что отделяет порядочных женщин от их падших сестер. Было довольно странно оказаться с ним наедине в небольшом, замкнутом пространстве почтового экипажа. От негодяя и распутника не осталось и следа. Рядом с ней сидел человек, ради забавы игравший роль порядочного сельского джентльмена. Это снова был путешественник и искатель приключений, который планировал новую экспедицию и был готов к очередной опасной авантюре. Впрочем, она видела в нем и ученого, который сосредоточенно изучал ее историю и повествование, стараясь отыскать необходимые для расследования зацепки и выделить четкие факты.
– Мне нужно попасть в «Голубую дверь» и переговорить с вашей тетушкой, – сказал он, нахмурившись, разглядывая записи Лины. – Полагаю, это будет не слишком сложно?
– Не должно быть, если, конечно, с тетушкой все в порядке, – согласилась Лина.