Он с абсолютным безразличием затянул шнуровку ее корсажа и повернул ее лицом к себе.
– Пожалуй, подойдет, – сказал он и, дернув за шнуровку, на свой вкус поправил широкий вырез платья.
Лина испуганно вздохнула, едва посмотрев вниз, – ее грудь откровенно возвышалась округлыми холмиками над краем тугого шелкового корсажа.
– Вот так лучше, – подытожил Квин. – У вас есть грим для лица?
– Нет, я же говорила, что…
– Пойдемте в мою комнату. Портрет, несомненно, чертовски хорош, – сказал Квин, крепко держа ее за руку и стремительно уводя вдаль по коридору. – Однако девушка на нем выглядит в точности как вы сейчас – огромные невинные голубые глаза, волосы убраны строго и аккуратно. В чем заключался его замысел? Быть может, ему нравилось делать вид, что он ищет невинную девушку?
– Да, но…
– Тогда мы сделаем все, чтобы с этого момента вы не выглядели невинной барышней. Мы найдем истинную Селину под маской добродетели и целомудрия. Садитесь.
Он усадил ее на высокий стул перед туалетным столиком возле окна и начал что-то тщательно искать в комоде. Вернулся от него он с маленькой коробочкой. Он открыл ее, и Лина увидела, что шкатулка заполнена множеством крохотных баночек, тюбиков, кистей и маленьких губок.
– Макияж? – Лина не могла скрыть изумления.
– Время от времени все мы оказываемся в ситуациях, когда выглядеть уважаемым жителем западной страны делается просто небезопасно, – сказал Квин. – Сидите смирно и спокойно. – Он начал обмакивать кисти и смешивать цвета, набирая по капле красителей из разных склянок.
Лина сидела, подобно манекену, лишь послушно поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, открывая и закрывая глаза, когда он просил об этом.
– Не плачьте, – довольно резко сказал Квин, проводя тонкой кистью у самого глаза.
– Я не плачу, – ответила Лина, проглотив ком, вставший в горле. Он был безмерно зол на нее. Да, конечно, он злился и, к сожалению, имел на это право. Что они сделают с ним, если их обман раскроется?
– Ну вот, – сказал он наконец и, взяв ее за плечи, развернул лицом к зеркалу.
Лина, не сдержавшись, ахнула. Женщина, смотревшая прямо на нее, была ею самой и одновременно совсем другим человеком. Легкие тени, нанесенные на лицо, сделали его уже, подняли линию скул. Ее нос теперь казался немного короче, а глаза темнее.
– Я выгляжу старше, – сказала она, мгновенно забыв о своих страхах, увлеченная своим новым образом.
– Вы выглядите иначе, и все же этого недостаточно. Драгоценности.
– У меня их не слишком много, – отважилась сообщить она.
– Я заметил. – Он достал обтянутую кожей коробочку. – Оставили все, когда торопились скрыться, не так ли? Здесь должно найтись что-нибудь достаточно изысканное, чтобы выглядеть убедительным. Вот, например. – Он протянул ей изящные серьги с большими розовыми жемчужинами неправильной формы, свисающими, точно блестящие капельки, пару золотых браслетов, инкрустированных еще более яркими розовыми жемчужинами, и тонкую золотую цепочку.
– Они прекрасны, – сказала Лина, взяв серьги и разглядывая необычные жемчужины. – Но только они не идут к синему.
– Во именно. Они будут выглядеть безвкусно и вульгарно, – подтвердил Квин, застегивая цепочку на ее шее и располагая ее так, чтобы она, извиваясь, ниспадала прямо между ее грудями. – Если же вы наденете их сейчас, то создастся впечатление женщины, которая решила продемонстрировать щедрый подарок своего любовника, невзирая на недопустимое сочетание и тонкости вкуса.
– Понятно, – кивнула Лина. – Итак, я не отхожу от вас ни на шаг, беззастенчиво флиртую, но в то же время весьма откровенно оцениваю и самого Инчболда, но затем оставляю эту затею, словно решив, что он не заслуживает моего внимания. Я, надувая губки, точно готова расплакаться, если вы уделяете мне недостаточно внимания, и не имею ни малейшего понятия о том, что здесь происходит.
– Абсолютно точно, – сказал Квин, окинув ее саркастическим взглядом. – Можно подумать, вы только этим и занимались всю жизнь.
– Это не так. Квин, я должна объяснить вам…
– Хорошо, у вас будет шанс сделать это позже, если мы не окажемся в местной тюрьме уже к полуночи. – Едва он сказал это, как прозвучал колокол, возвестивший об ужине. – Мне нужно переодеться. А вам лучше пойти и сделать прическу. И чем меньше она будет похожа на ту, что была в тот злосчастный день, тем лучше. А потом спускайтесь в гостиную и ни в коем случае не говорите с прислугой: не хочу впутывать их во все это.
Лина открыла было рот, чтобы возразить, чтобы хоть как-то заставить его понять, но Квин уже расстегивал пуговицы своего камзола одной рукой и стягивал шейный платок другой. Она поняла, что попытка будет тщетной, а потому оставила ее и ушла.
Тримбл подмигнул ей, встретив на лестнице, а Майкл стал откровенно разглядывать ее и лишь через несколько мгновений взял себя в руки и попытался скрыть изумление. Не обмолвившись ни с кем словом, Лина горделиво вошла в гостиную и заняла свое место, пытаясь понять, что же все-таки на уме у Квина.
Он определенно не поверил ей, но тем не менее не передал ее Инчболду. Почему? Она боролась с желанием встать и метаться из угла в угол, точно тигрица в клетке, и уговаривать себя, что нужно довериться Квину. «Ты наблюдательна и умна, – говорила она себе. – Вспомни о тех женщинах, подумай о том, чему тебя учили девочки, какими уловками и приемами флирта делились с тобой. Представь, что ты куртизанка. Стань ею в своей голове».
Когда Квин вошел в комнату, она тотчас встала и с улыбкой направилась к нему.