– Теперь, если позволите, я попрошу воспользоваться одной из комнат, чтобы наедине поговорить с каждым, кто получил хоть какую-то часть наследства его светлости.
– Можете использовать кабинет, – сказал Эшли.
Несмотря на значительное расстояние, что разделяло их, Лина отчетливо видела, что лицо лорда оставалось бесстрастным, однако смирить гнев, которым пылали его глаза, ему не удалось. Он поймал ее испытующий взгляд, и она почувствовала, будто только что повернулся ключ в замке, заперев в клетке разъяренного тигра. Она с силой вжалась в спинку стула в невольной попытке отступить, и поперечные планки буквально впились ей в спину.
– О чем, черт возьми, думал этот старый дьявол? – возмущенно воскликнул Квин, как только дверь за ними захлопнулась.
– Он хотел быть уверен, что его мемуары будут опубликованы, ваша светлость, – спокойно ответил мистер Хаверс. – Я убежден, ваш дядюшка полагал, что по прошествии лет на них смогут взглянуть иначе, особенно если бы вы имели возможность дополнить их своей, без сомнения, увлекательной историей путешествий и своими записями.
– А что за вздор насчет этой девушки? Неужели она приходится ему родной дочерью? Она совершенно на него не похожа.
– Я полагаю, это не так. Уверен, это был его искренний благородный жест в память его привязанности к ее тетушке. Кстати говоря, как зовут эту юную особу? Лорд Дрейкотт отказался мне назвать ее имя, чем, надо признаться, немало удивил меня.
– Ее фамилия Хаддон.
Хаверс сделал запись в своих бумагах.
– Мне жаль, ваша светлость. Но боюсь, вы вынуждены будете обременить себя этим имением и к тому же самой мисс Хаддон на срок не меньше шести месяцев, в противном случае вы лишитесь библиотеки.
Квин положил ладони на письменный стол и, опустив голову, смотрел вниз на потертую поверхность стола, обитую красной сафьяновой кожей. Он был намерен распродать имение, перевезти в свой дом в городе все, что хотел сохранить, и, окончательно переехав, обустроиться в Лондоне. Это необычное сочетание весьма успешного продвижения его дел и перспектива осуществления такой долгожданной мести всему уважаемому обществу рождало в нем чувство сладостного предвкушения.
У него были достойные причины, чтобы перенести центр своей деятельности из Константинополя в Лондон, а также весомые основания заняться торговлей и наукой. Теперь же он был вынужден отдавать свое внимание и своим восточным владениям на побережье, и мемуарам своего дядюшки, и своей истинной цели, что ждала его в Лондоне.
Это приводило его в бешенство, однако он держал себя в руках. Стратегия действий дядюшки Саймона была, как всегда, продумана до мелочей. Не было никакого смысла изнурять себя тщетными попытками обойти его волю; ему оставалось только смириться с тем, что он застрял в Дрейкотт-Парк до самой осени. Кроме того, теперь его связывала еще и ответственность за эту нервическую и кокетливую юную девицу, которая своим поведением приводила его в некоторое замешательство. Наконец он решил оставить ее здесь на эти полгода, чтобы она следила за порядком.
– Что ж, я оставлю тебе его, – произнес Квин, как только ему удалось смирить свой гнев. – Вы можете воспользоваться письменным столом, мистер Хаверс. С кем бы вы хотели поговорить первым?
– Думаю, мисс Хаддон. Благодарю, ваша светлость.
Селина сидела на одном из твердых, необитых стульев в пустом зале, спина ее была строго выпрямлена, руки лежали на коленях. Нелепый фартук исчез, густые светлые волосы были убраны в частую черную сеточку. Сейчас она походила на обитательницу монастыря еще больше, чем прежде.
Едва увидев его, она тотчас поднялась со стула.
– Хаверс хочет поговорить с вами первой, Селина.
– Я прошу прощения, ваша светлость, за то, что вы не можете осуществить свои первоначальные намерения, за груз моего присутствия здесь и за то, что размер вашего наследства оказался меньше оттого, что часть его перешла и мне.
Все это звучало как хорошо подготовленная речь.
– Деньги не составляют никакой проблемы, Селина. Это было решением моего дяди и его правом поступать так, как ему угодно, а ваше присутствие в имении ни в коей мере не тягостно мне. Если и кажется, что я несколько недоволен последними распоряжениями своего дядюшки, то исключительно потому, что из-за них были расстроены мои планы.
– Благодарю вас. Очень благородно с вашей стороны ободрить меня, – сказала она, но голос ее звучал безучастно. – Вы будете чувствовать себя здесь неловко, если ваши соседи так и не нанесут вам визита. – Она залилась румянцем, а глаза ее, как и прежде, были опущены. – Тримбл поведал мне эту скандальную историю. Это возмутительно и просто невероятно, что с молодым человеком могли так обойтись!
– То есть вы считаете меня невиновной стороной? – Квин почувствовал раздражение, обнаружив, что ее ответ имеет для него значение.
– Безусловно. Тримбл не стал бы лгать, если речь идет о подобных вещах. Было так великодушно с вашей стороны не раскрыть тайну отцовства ее ребенка.
Эшли пожал плечами.
– Я был юным, не в меру романтичным идиотом, – сказал Квин, заметив ее взгляд из-под опущенных век. – Не стоит обманывать себя, Селина, полагая, что я святой. Вся эта напыщенная позиция высокой морали имела место лишь до того славного момента, когда вдали от двойных стандартов нашей страны я наконец познал все радости плотских удовольствий.
– Зачем вы говорите мне об этом? – резко спросила она.
– Не сомневаюсь, вы услышите еще немало цветистых рассказов от наших уважаемых соседей. Я думал, будет лучше, если я смогу предупредить и предостеречь вас.